Невидимые академики - Страница 40


К оглавлению

40

— Верно, но вряд ли он имел в виду, что нужно получше спрятать пироги, как тебе кажется? У тебя будут из-за них проблемы?

— Нет, там ещё есть. Дозревают в холодной комнате. Они гораздо вкуснее, когда полежат. Пироги всегда надо делать с запасом.

Она снова взглянула на Орехха и спросила:

— Значит, ты утверждаешь, что его измолотили до смерти братья Столлоп, а потом он вышел на своих ногах из больницы Леди Сибил?

— Он был мертвее мёртвого. Даже старина Пикша заметил это.

На этот раз они уставились на Орехха вдвоём.

— Теперь он жив, — обвиняющим тоном произнесла Гленда.

— Послушай, — сказал Трев, — о людях из Убервальда мне известно лишь то, что некоторые из них вампиры, а некоторые — оборотни. Вряд ли вампиры интересуются пирогами. Полнолуние было на прошлой неделе, и он вовсе не вёл себя странно, во всяком случае, не более странно, чем всегда.

Гленда понизила голос до шёпота.

— Может, он зомби… Нет, они тоже не едят пирогов. — Она продолжала глядеть на Орехха, но какая-то её часть произнесла вслух: — В среду вечером будет банкет. Ветинари и волшебники что-то затеяли. Насчёт футбола, я уверена.

— Что?

— Какой-то план, наверное. Что-то мерзкое. Волшебники сегодня были на игре, и они делали записи! Не говори мне, что это нормально. Мне кажется, они хотят запретить футбол!

— Отлично!

— Тревор Вроде, как ты смеешь! Твой отец…

— Умер, потому что был глупцом! — закончил за неё Трев. — И не говори мне, что он этого хотел. Никто не желает такой смерти.

— Но он любил футбол!

— И что? Какой в этом смысл? Столлопы любят футбол. Энди Шэнк любит футбол! А толку-то? Сколько раз ты видела мяч в игре, не считая сегодняшнего дня? Готов поспорить, нисколько.

— Ну, ты прав, но причём здесь сама игра?

— Ты хочешь сказать, будто футбол не имеет отношения к футболу?

Гленде захотелось, чтобы у неё было приличное образование, или, за неимением такового, хотя бы какое-то образование. Но она не собиралась сдаваться.

— Дело в общности, — сказала она. — В том, как ты становишься частью толпы. В общих речёвках. Во всём вместе. Целиком.

— Полагаю, мисс Гленда, — сказал Орехх со своей постели, — данные явления описаны в книге Троузенблерта "Der Selbst uberschritten durch das Ganze".

Они снова взглянули на него, разинув рты. Орехх открыл глаза и уставился в потолок.

— Одинокая душа, которая пытается стать частью целого, и даже, вероятно, более того. Перевод В. Е. Г. Доброноча, озаглавленный "В поисках целого", очевидным образом неточен, он допустил вполне понятную ошибку, переведя bewu?tseinsschwelle как «стрижка».

Трев и Гленда посмотрели друг на друга. Трев пожал плечами. С чего им начать?

Гленда кашлянула.

— Мистер Орехх, ты жив, мертв, или как?

— Жив, спасибо большое, что спросили.

— Я видел, как тебя убили! — воскликнул Трев. — Мы бежали всю дорогу до больницы!

— Ох, — ответил Орехх. — Я ничего не помню, извините. Кажется, диагноз оказался ошибочным. Я прав?

Они снова переглянулись. Трев пострадал сильнее. Когда Гленда сердилась, её взглядом можно было резать стекло. Но Орехх действительно был прав. Трудно спорить с человеком, который утверждает, что не умер.

— Гм, а потом ты вернулся сюда и слопал девять пирогов, — сказала Гленда.

— И они, похоже, пошли тебе на пользу, — добавил Трев с нервозной весёлостью в голосе.

— Но я не могу понять, куда они поместились, — закончила Гленда. — Они очень сытные.

— Вы сердитесь на меня, — перепугался Орехх.

— Эй, эй, остыньте, — вмешался Трев. — Слушай, я страшно перенервничал, уж поверь. Но никто не злится, понял? Мы твои друзья.

— Я должен вести себя прилично! Я должен всем помогать! — Орехх твердил это, словно мантру.

Гленда взяла его за руки.

— Слушай, я не злюсь из-за пирогов, правда. Мне нравятся мужчины с хорошим аппетитом. Но ты должен рассказать нам, что не так. Ты сделал что-то, чего нельзя было делать?

— Я должен стать полезным, — сказал Орехх, осторожно освободив свои руки и не глядя ей в глаза. — Я должен быть приличным. Я не должен лгать. Я должен увеличивать свою ценность. Спасибо за вашу доброту.

Он встал на ноги, прошёл в дальний конец подвала, взял корзинку свечей, вернулся обратно, включил свой оплывательный вентилятор и начал работать, не обращая больше внимания на Трева и Гленду.

— Ты понимаешь, что творится у него в голове? — шёпотом спросила Гленда.

— В молодости он семь лет был прикован к наковальне, — ответил Трев.

— Что? Это ужасно! Кто-то очень жестоко поступил с ним!

— Или очень сильно не хотел, чтобы он вырвался на свободу.

— Порой всё не так, как выглядит, мистер Трев, — сказал Орехх, не отрываясь от своей лихорадочной работы. — Акустика здесь очень хорошая, кстати. Ваш отец любил вас, правда?

— Чё? — лицо Трева покраснело.

— Он любил вас, брал на футбол, делился пирогом, научил болеть за Дурнелл. Он, наверное, сажал вас к себе на плечи, чтобы вы лучше видели игру?

— А ну перестань так говорить о моём отце!

Гленда взяла Трева за руку.

— Всё в порядке Трев, всё нормально. Он же задал вполне обычный вопрос, никаких гадостей.

— Но вы ненавидите его, потому что он оказался обычным смертным, когда скончался, лёжа на мостовой, — продолжал Орехх, вынимая из корзинки очередную свечу.

— А вот это было действительно гадко, — сказал Гленда.

Орехх её проигнорировал.

— Он подвёл вас, мистер Трев. Умерев, он оказался для маленького мальчика не богом, а всего лишь простым человеком. Но на самом деле это не так. Каждый, кто хоть раз ходил на футбол в этом городе, слышал о Дэйве Вроде. Если он глупец, тогда каждый мужчина, взобравшийся на высокую гору или переплывший стремительный поток, тоже глупец. Если он глупец, тогда глупец и тот, кто впервые попытался приручить для людей огонь. Если он глупец, тогда глупец и тот, кто первым попробовал устрицу… хотя, должен заметить, учитывая разделение труда в обществе охотников и собирателей, это, скорее всего, была женщина. Можно сказать, что лишь глупец согласится по своей воле вылезти из кровати. Однако после смерти некоторые «глупцы» начинают сиять, словно звёзды, и ваш отец, несомненно, таков. После их смерти люди забывают о глупости и помнят лишь яркое сияние. Вы ничего не могли поделать. Вы не могли остановить его. А если бы могли, он не был бы Дэйвом Вроде, человеком, чьё имя стало синонимом футбола для тысяч других людей. — Орехх очень осторожно опустил в корзину аккуратнейшим образом оплывшую свечу и продолжал: — Подумайте об этом, мистер Трев. Не будьте столь упрямы, упрямство это лишь слегка замаскированная глупость. Используйте свой интеллект. Я уверен, что мои слова помогут вам.

40